… И снова в памяти всплывают слова «Твоя дорога ведет к солнцу»…  И мимолетная фраза полувековой давности обретает для меня символическое значение. Она напоминание, что жизнь человека — дорога к солнцу. И такой она должна бы стать у каждого…

Камиль ЗИГАНШИН

СЛОВО ОБ УЧИТЕЛЕ

Мудрец из Кляшева

Вместе с ним с дороги не собьёмся и в пути не пропадём

Опять пришла пора листопада. Смотрю на плывущий в воздухе одинокий золотой лист и думаю, что люди подобны падающим листьям — их так же подхватывает ветер жизни, вертит, носит, пока не опустит на землю увядших душой и немощных телом. Лишь единицам удается лететь только им ведомым путем, одолевая порывы ветра силой своего духа. Один из них Мустай Карим — духовный пастырь Башкортостана.

Давным-давно, в детстве, меня, приехавшего с родителями с Дальнего Востока, везли на родину отца — в село Чукадыбашево. Заключительную часть пути добирались на лошадях. Один из попутчиков, доехав до нужного места, соскочил с телеги и, прощаясь, почему-то спросил: «Малец, а твой аул где?» Я указал рукой в сторону зависшего над холмами светила. Путник задумчиво посмотрел за череду увалов и обронил: «Счастливый, твоя дорога ведет к солнцу».

Этот рядовой эпизод почему-то крепко врезался в мою память, и, когда я думаю о Мустафе Сафиче, он невольно выплывает из ее глубины. Подобная бессознательная ассоциация не случайна. Многие, чья жизнь связана с литературой, в своих творческих исканиях невольно стремятся подняться, дотянуться до светила, имя которому Мустай Карим. Теплые лучи его душевного, мудрого, наполненного добротой и любовью творчества питали и продолжают питать писательскую поросль, пробуждая в ней стремление искать и осваивать новые сюжеты, оттачивать профессионализм.

Прошел год со дня ухода поэта в «дальнее странствие вне времени», а я никак не могу смириться с тем, что о нем следует писать как о том, что было в прошлом. Бесспорно, Всевышний не поскупился и отмерил ему без малого 86 лет. Ничего не скажешь — почтенный возраст. Но когда вспоминаешь ясность и точность его суждений, озорные мальчишеские искорки, брызжущие из глаз, оригинальный, присущий только ему «мустаевский» юмор, то сердце не соглашается со здравым смыслом. Сам же он готовился к неизбежному переходу в иной мир с мудрым спокойствием, без суеты, и ушел с улыбкой на лице. Еще в 1999 году Мустай Карим писал:

«…Ведать не ведаю, сколько осталось —
Дольше, чем нужно, не надобно мне.
Мера важна. И бессмыслен избыток,
Коль через край наливаешь вино:
В землю уйдет он, желанный напиток,
В землю уйдет, пропадет все равно…»

* * *

Между нами, довольно неожиданно для меня, как-то сразу сложились теплые взаимоотношения. И хотя встречались мы довольно редко (чаще созванивались), возникшую духовную связь я всегда ощущал почти физически. Порой сами по себе в моей голове складывались мысленные диалоги с ним. И что занятно, когда набирался смелости и звонил, Мустай-агай удивлялся: «Как угадал? Я вот ищу твой телефон».

Визитами старался не обременять. Очень дорожа возможностью позвонить или зайти, я опасался показаться назойливым. Хотя, вместе с тем, каждая минута общения с Мудрецом была для меня подобна бесценному, живительному напитку, каждый глоток которого надо смаковать — такой был в нем (при всей шутливости его манеры общения) содержательный и всегда неожиданный смысловой вкус. Вливаясь в душу, этот «напиток» пробуждал желание творить, простите за высокопарность, доброе, вечное.

Сейчас-то я понимаю, что уважительно-деликатное, почти нежное отношение к человеку — это просто органичное свойство натуры Мустая Карима. Он с симпатией относился к людям, встречавшимся на его жизненном пути, не деля их на разряды. В каждом видел личность, достойную уважения. Его искреннее, не показное внимание естественным образом сочеталось с иронично-шутливым и требовательно-строгим отношением к самому себе. Это больше всего восхищало.

Конечно, у него, как у человека талантливого, были враги и завистники, тем более что он всегда твердо отстаивал свои жизненные принципы. Но Мустай-агай старался не замечать их, а сам хулой всех и вся не занимался.

Человек чистейшей совести, никогда не предававший идеалов справедливости, Мустай Карим смущал своим образом жизни людей лживых и корыстных. Кого-то, возможно, побуждал задуматься о необходимости жить по чести, кого-то предостерегал от малодушных поступков, соблазна клеветы.

Когда мы колебались в выборе: за кем идти, кому верить? — его простые и точные слова разрешали сомнения, поддерживали людей. Так было в самое трудное время перевода экономики страны на рыночные рельсы и связанной с этим растерянностью, потерей ориентиров у большинства людей.

Его слова воздействовали с силой бесспорной истины, потому что шли из глубины очень совестливой души, искренне желавшей людям добра и счастья. У него, как и у любого из нас, были, наверное, свои недостатки, но они меркли на фоне душевной щедрости и прозорливости.

Я не раз подмечал: даже если Мустай-агай молчал, то своей особой энергетикой, приветливым взглядом создавал вокруг атмосферу сердечности и радушия. Человеку с нечистой совестью такое никогда не удается.

У Мустая Карима и походка была особенной. Походка человека мудрого, доброго. При этом он никогда не демонстрировал своей значительности, а, не скупясь, делился с людьми талантом делать жизнь содержательной, интересной. Мысли и чувства, выраженные в его поэзии и прозе, непонятное делали понятным, сложное — простым. Может быть, он был посланником Всевышнего на земле Башкортостана?

Мы, современники, вряд ли можем в полной мере осознать значение роли Мустая Карима в судьбе нашей республики (возможно, и России в целом). Его место в мировой культуре определит время. Только этот беспристрастный аналитик даст точную оценку его философско-романтическому творчеству. Но уже сейчас бесспорно: книги Мустая Карима помогут читателям будущего ощутить истинную, не искаженную в угоду политике атмосферу чудовищных изломов, не раз кореживших Российское государство весь ХХ век.

Религией Мустая Карима, по его же признанию, была СОВЕСТЬ. Он чутко прислушивался к ее голосу, она была для него судьей и высшим законом. Это крайне важный, основополагающий принцип жизненной философии поэта. Он всегда находит отклик в сердцах читателей. Посудите сами: совесть присуща только человеку. Не есть ли это подтверждение присутствия Бога в каждом из нас? Из этого логично предположить, что если у человека нет совести, стало быть, Бог его покинул, то есть этот человек — животное. Совесть, а не разум, главное в людях. И только жизнь по совести — залог того, что жизнь эта будет счастливой и потомкам не придется стыдиться и отвечать за деяния родителей.

* * *

В книгах Мустая Карима, впитавших мудрость народа, всегда присутствует особая игра слов и суждений. Его манера письма неподражаема и присуща только ему. Ее ни с чем не спутаешь. Мало кто умеет так зорко взглянуть на обыденное и подметить в нем новое свойство и дать при этом глубокую и вместе с тем неожиданно свежую трактовку.

Над тайнами многослойных залежей его творческого наследия, выделяющегося афористичностью и философской глубиной, предстоит потрудиться не одному поколению ученых-филологов. По произведениям кляшевского мудреца и неисправимого романтика будут защищены еще не одна докторская и кандидатская диссертации. Столь многогранны и многозвучны его творения.

Пройдет время, и не исключено, что имя Мустая Карима станет еще более почитаемым в России: к Салавату Юлаеву нынешняя слава тоже шла неспешно, через века. К сожалению, с оговоркой: если остановится начатое в конце ХХ века кем-то умело режиссируемое сталкивание России в пропасть примитивизма с культом потребления, физических удовольствий и насилия. И все это в ущерб и за счет духовности. Я говорю об общей тенденции. Страшит то, что она нарастает, а сопротивление пока невелико. Видимо, это оттого, что вниз спускаться легко, а подниматься к вершинам мировой культуры и духовности непросто, требуются усилия, порой изрядные.

К сожалению, целенаправленно формируется «вау-поколение», не читающее, в своем большинстве, народных сказок, Чехова, Лермонтова, Куприна, не слышавшее (просто негде) классической, народной музыки, опустившееся по уровню словарного запаса до невежественной Эллочки из «Двенадцати стульев». Поколение, ориентированное на чувственные удовольствия без ограничений, обязательств и духовных потребностей. Вот и получается, что наше будущее не растет, не развивается — чахнет. Многое мы уже потеряли — гордость за свою страну, тот же рабочий класс, например. На большинстве заводов за станками — одни пенсионеры. Это трудно восстанавливаемые потери, которые почему-то упорно не хотят замечать. Однако будем оптимистами, как Мустай-агай. Пройдет ненастье, разойдутся тучи, и вновь засияет над Россией солнце. Но само собой это не произойдет…

По сравнению с большинством регионов России народ в нашей республике живет заметно лучше. Может, это следствие того, что Башкортостан в самые тяжелые годы тянули два могучих коренника: Поэт и Президент.

Проводив Мустая Карима в дальнее странствие, мы потеряли не только Поэта и самобытного Мыслителя, мы потеряли, как мне представляется, духовного лидера, которому доверял народ. Кто теперь равен ему?

* * *

Завершая свои скромные заметки о Мустафе Сафиче, хочу проиллюстрировать несколькими примерами самобытность «мустаевского» юмора.

На правительственном приеме в честь 85-летия Мустая Карима настал момент, когда гости разошлись. Задержались делегация из Татарстана и члены Правительства. Гости собрались в фойе у выхода из банкетного зала и ожидали юбиляра. Я тоже стоял в этой группе, поскольку плащ Мустафы Сафича висел в гардеробной комнате вместе с моим на одной вешалке (Мустай-агай сказал: «Ты, Камиль, человек ответственный, повесь мой плащ вместе со своим»).

Вот видим, Мустай Карим тихонько идет через зал, склонив голову набок и слегка прихрамывая, а в левой руке на уровне груди держит… кусок вяленой конины. Идет и с хитрым прищуром улыбается. Все, конечно, застыли в недоумении — зачем это вдруг ОН мясо с собой взял. Кто-то предположил «Так много было тостов, что и поесть не успел».

Тем временем Мустай-агай подходит к нам и по-мальчишески озорно вопрошает:
— А что, на посошок не будет?

Все заулыбались, оживились. Официантки тут же принесли поднос с «Шаляпинской». Мустафа Сафич и без вина весь вечер был весел и счастлив со своими гостями, как и его дети: Ильгиз и Альфия. Альфия Мустаевна, обаятельная, умная и деятельная женщина, успела обойти всех многочисленных гостей, съехавшихся со всех концов страны, и каждому уделить внимание.

Вспоминается и еще один любопытный момент того же дня, но уже во время антракта в ходе торжественного заседания в театре оперы и балета. Мустафа Сафич беседует в окружении людей с другом, народным писателем Казахстана Абдижамилом Нурпеисовым. Неожиданно сквозь плотный круг протискивается оператор телевидения и решительно протягивает Мустафе Сафичу книгу с ручкой:
— Жена сказала, без автографа Мустая Карима домой не пущу!

Поэт, не прерывая беседу, что-то написал. Через плечо счастливого парня читаю: «Вы уж пустите своего мужа домой. М. Карим».

Шутливый автограф сделал Мустай-агай и мне, когда дарил книгу «Мгновения жизни»: «Дорогой Камиль, ты о зверях и других божьих тварях пишешь не хуже, чем я о людях. С давней симпатией. М. Карим».

Мустафа Сафич всегда был внимателен к творчеству собратьев по перу. Испытал это на себе и я.

В 2004 году в журнале «Бельские просторы» опубликовали сокращенный вариант моего романа «Скитники». Вскоре звонит Мустафа Сафич и спрашивает: «Как, Камиль, со временем? Можешь завтра заглянуть, чайку попьем?» На следующий день встречаемся, и каково же было мое изумление, когда увидел на его столе «Скитников», исчирканных пометками на полях. Сразу бросилось в глаза приятное: «Страшное дело. Однако хорошо!» (это он спародировал одного из моих литературных героев). После доброжелательного обсуждения замечаний я поблагодарил Мустафу Сафича за советы и, почувствовав, что содержание рукописи задело его сердце, попросил написать предисловие. Он, неожиданно для меня, сразу согласился. Дочь Мустафы Сафича, провожая до лифта, видимо, оттого, что я внешне никак не проявил своего восторга по поводу такого поворота дела, сказала: «Ты не думай, Камиль, папа не всем предисловия пишет». А сдержанность моя проистекала от желания не превращать идущее от доброты согласие в обязательство.

…И снова в памяти всплывают слова «Твоя дорога ведет к солнцу», но уже с мустаевской раздумчивой интонацией. И мимолетная фраза полувековой давности обретает для меня символическое значение. Она напоминание, что жизнь человека — дорога к солнцу. И такой она должна бы стать у каждого…

Источник: Сайт писателя Камиля Зиганшина