Экскурс в прошлое…

Меня с детских лет интересовал вопрос, почему в близлежащих деревнях нет семей с фамилией Ильясовы? Почему наш говор несколько отличается от говора наших соседей, односельчан? Не полностью язык, а произношение отдельных слов и даже их значения.

Отец, работавший в исполкоме сельсовета, частенько ездил в райцентр, в село Толбазы. Примерно в 1958 году, когда я окончил 1-й класс, он взял меня с собой. По дороге я ему свои вопросы и задал. Поначалу я не вникал в подробности его ответов, а вот теперь, ближе к старости, стал вспоминать его рассказы.

В прежние времена фамилии передавались детям от имени отца. Например, Ахмед родился от отца Махмуда, фамилию ему давали – Махмудов. А вот детям Ахмеда давали фамилию Ахмедов. Основа фамилий укрепилась только в 19 веке. Наша фамилия произошла от прапрадедушки по имени Ильяс. От него уже пошли его потомки с фамилией Ильясов: Нияз, Гайнислам, Шайхлислам, Шайхайдар, Муса…

Предки наши – выходцы из Симбирского уезда (ныне Ульяновская область). Переселились они в 1735 или 1747 годах и обосновали одноименные поселения на территории нынешнего Аургазинского района.

В 1972 году, после окончания Уфимского автодорожного техникума, я был направлен в один из совхозов Ульяновской области. Проработал я там инженером по сельхозмашинам сравнительно недолго. Однажды главный инженер направил меня в один из соседних районов обменять запасные части на трактор. Таким образом, я оказался в деревне Токаево. Большое татарское село. А по соседству, оказывается, располагается другой населённый пункт –село Ишлы. Жители – тоже татары. Так вот выходцы этих деревень и обосновались в наших краях. Причина, я думаю, в том, что татарские селения в Новогородской, Пензенской, Ульяновской и в некоторых других областях занимали огромные площади. Вот в поисках свободных земель молодые люди и уезжали в чужие края. (Так что мои ноги стояли на земле наших предков!)

Каким образом один из наших предков оказался в деревне Старое Ибраево – неизвестно. Деревня Старое Ибраево образовалась в 1770 году, позже деревень Ишлы и Тукаево. Думаю, кто-то из нашего рода женился на старо-ибраевской девушке и осел там.

У прапрадедушки Гайнислама было двое сыновей – Шайхлислам и Хайрислам. Шайхлислам был многодетным отцом. В его семье выросли трое сыновей (Шайхайдар, Минниахмет и Мансур) и три дочери (Маймуна, Закира, к сожаленью, имя третьей не помню, а спросить уже не у кого). Был ли женат Хайрислам или нет, так же неизвестно. В 1918 году территория нынешнего Аургазинского района была захвачена белогвардейцами и восставшими белочехами. Хайрислам возглавлял в д. Старое Ибраево комитет бедноты (ныне сельсовет) и был расстрелян ими. Было ему тогда 30 лет.

Надо сказать, что в то время прошли большие сражения. Недалеко от нашей деревни, примерно в полукилометре от пруда в сторону Ново-Федоровка располагалась деревня Куш-тау. Она была сожжена дотла. Будучи пацанами, мы бегали туда, находили дула винтовок, рукояти сабель и другие изделия из металла.

Из истории семьи Ильясовых

В 1928 году повсеместно стали организовываться колхозы. Земель необжитых вокруг деревни Старое Ибраево было много, поэтому представители советской власти решили создать колхозы на новых землях.

Колхоз  «Яшь коч»  (Новая сила) так и не смогла набрать силы: в том месте, где начинала строиться одноименная деревня, грунтовые воды располагались очень глубоко, сколько ни копали, колодцы оставались сухими. А вот деревне Берлек, как и образовавшемуся колхозу, повезло больше…

В первые годы переселенцы жили в лачугах и землянках, со временем стали обустраиваться – строить добротные дома. Одним из первых в новый дом въехал наш прадед Шайхлислам. По соседству слева построил дом своему младшему сыну – Мансуру. Потом заселились в новые дома семьи двух других его сыновей -  Минниахмета и нашего дедушки Шайхайдара.  Помогал строить дома мастер на все руки, плотник и столяр Ибрагимов Масалим Афзалович. Он влюбился в сестру нашего дедушки – Маймуну и, женившись на ней, остался жить в новой деревне. Дом построил себе по соседству с домом прадеда – справа.

Деревню, как и колхоз назвали Берлек, что в переводе с татарского означает «единство». Деревня сравнительно небольшая. Из д. Старое Ибраево в разные годы переселились Ибрагимовы, Мавлихановы, Мавзютовы, Юнусовы. Из деревни Малое Ибраево – Ахметзяновы. А семьи Мавлютовых, Шареевых, Гузаировых и Нагаевых – из деревни Исмагилово.

Одна из дочерей прадеда вышла замуж в д. Сабанчи (рядом с деревней Мустафино) Аургазинского района, другая – в Миякинский район. Я её немного помню. Несколько раз она приезжала в Берлек. Высокая, статная, похожая чем-то на нашего отца. Дети ее, сын и дочь, жили в г. Стерлитамаке. Сын работал директором ЖБЗ Стерлитамакского района, а дочь – заведующей обувным магазином. Сын умер, а дочь переехала в г. Уфу.

Прадедушку я помню хорошо. Невысокого роста, с белой бородкой. Запомнился мне, скорее всего тем, что всегда угощал меня печеньем, по тем временам очень дефицитным, не недоступным для каждого.  Когда прабабушка умерла, прадед вскоре привел в дом моложавую женщину-башкирку по имени Бану. Родом она была из Белорецкого района. Где-то в июле или августе 1957 года, продав дом Нирисламу-бабаю и погрузив свой скарб в две лошадиные повозки, они уехали жить в Белорецкий район. Больше мы его не видели и никаких вестей от него не было.

История войны в истории семьи Ильясовых

Нашего дедушку Ильясова Шайхайдара Шайхлисламовича (1897- 1942) на четвертый день войны мобилизовали и отправили на фронт. В одном из боёв на Украине его не стало. На запросы пришла «бумага» — извещение о том, что «красноармеец Ильясов Ш. Ш.воевал в составе 34‑го мотострелкового полка. 22 июня 1942 года под селомНовая Ивановка Харьковской области, выполняя боевое задание, принял бой и в расположение части не вернулся — пропал без вести».  Я примерно представляю, что это значит. Прямое попадание артиллерийского снаряда – и всё… А отписка «пропал без вести» была хороша тем, что не надо было платить пенсию по потере кормильца.

Младший брат нашего дедушки Ильясов Мансур Шайхлисламович (25.08.1916–01.12.1943) ещё 18 октября 1937 года Бузовьязовсим РВК был призван в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. В 1940 году в составе 28‑го Артиллерийского полка 45‑го корпуса участвовал в Советско-Финской войне. В июне-июле того же года в составе 88‑го Артиллерийского полка принял участие в Бессарабской операции Красной Армии (28 июня — 3 июля 1940 года), в результате которой была освобождена Бессарабия и присоединена к СССР Северная Буковина.

25 мая 1941 года Мансуру Ильясову было присвоено звание лейтенанта. Возможно, он обучался в Киевском Артиллерийском училище, когда началась Великая Отечественная война, потому что с первых дней войны оказался на фронте. Все сведения, какие у меня о нём есть, я узнал из учётной карточки бойца, опубликованной на сайте «Память народа». В этой карточке есть запись о том, что «с 13 по 18 августа 1941 года былв плену на территории временно оккупированной немцами». Возможно,  дядя Мансур оказался в окружении и за плен посчитали именно то время, когда  в числе немногих он прорывался «к своим».

На сайте ОБД «Мемориал» Министерства обороны России опубликован Наградной лист, в котором излагается боевой подвиг нашего двоюродного дедушки: «27 июля 1943 года в бою за высоту 211,7 тов. Ильясов лично подбил 1 танк и 1 бронемашину, тем самым отбил  контратаку танков противника. 11 сентября 1943 года в бою за деревню Раковичи тов. Ильясов открыл огонь по автоколонне противника и уничтожил 7 автомашин с боеприпасами и пехотой. Достоин правительственной награды — ордена «Красная звезда».

Дочь Мансура, Гайсина (Ильясова) Марвара Мансуровна, 02.01.1937 г.р., видела своего отца только один раз:  в конце 1942 года после тяжелого ранения он приезжал в краткосрочный отпуск. Привез с собой женщину русской национальности. Видимо, он ей не говорил, что в деревне у него остались жена и дочь. Эта женщина, переночевав у прадеда, на второй день уехала. По словам Марвары Мансуровны, её родители не были зарегистрированы. Об этом говорит и то, что она не получала пенсию по потере кормильца,  деньги за погибшего сына, офицера Красной Армии, получал его отец, дедушка нашей тёти. В учётной карточке бойца Ильясова М.М. есть запись о его семейном положении: «женат, жена – Ефимова Нина».

Зимой 1944 года наш прадедушка Шайхлислам получил «похоронку», в которой сообщалось о том, что «Гвардии лейтенант Ильясов Мансур Шайхлисламович, 1916 года рождения, уроженец Бузовьязовского района Башкирской АССР, погиб 01.12.1943 года, похоронен в деревне Большие Автюки Хойникского района Полесской области».

Я никогда не видел своего двоюродного дедушку Мансура, но знаю и часто думаю о нём. Может, потому, что наш папа Ильясов Муса Шайхайдарович, судя по фотографиям, был очень похож на него? В наградных документах нашего папы и в его Учётной карточке указана дата рождения – 27.08.1925 г. Но я хорошо помню: в его паспорте была указана дата 25.08.1925 года… 25 августа – это день рождения его дяди Ильясова Мансура Шайхлисламовича. Ошибка это или осознанный выбор нашего отца, мы, к сожалению, никогда не узнаем.

Об отце…

Когда началась Великая Отечественная война, папе было неполных 16 лет. 23 февраля 1943 года призвали в армию и его. Ему в то время было 17 с половиной. Из учетной карточки к его военному билету (она опубликована на сайте «Память народа») я узнал, что с марта по июнь 1943 года он обучался в Одесском военном пехотном училище, находящемся в эвакуации в городе Уральске Западно-Казахстанской области. После краткосрочных курсов с июня 1943 года он проходил службу в качестве снайпера в 17‑й отдельной гвардейской воздушно-десантной бригаде, которая в декабре 1944 года была переформирована в 355-й гвардейский стрелковый полк и отправлена на 3‑й Украинский фронт. До июня 1946 года служил заместителем наводчика 45 мм орудия. Часть его принимала участие в боях за освобождение Украины, Молдавии, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии. Победу отец встретил в Чехословакии. До увольнения в запас – до 3 марта 1949 года – служил в должности старшего артиллерийского разведчика-наблюдателя в 351‑м гвардейском посадочном воздушно-десантном полку.  Возможно, он просто числился на этой должности, потому что помню, как он рассказывал о том, что после войны какое-то время служил при штабе писарем.

У отца были боевые награды, которые, к сожалению, не сохранились. Отчасти в их утере виноват был я, потому что очень любил их носить на груди. Я же первенец в семье – мне всё позволяли. В деревне мальчишек  моего возраста не было, я играл с ребятами лет на 5-6 старше меня… Возможно, они медали и отцепляли или менялись со мной на какие-нибудь вкусности или игрушки. Но к  тому времени, когда я подрос и начал понимать их ценность, ни одной папиной боевой медали уже  не оставалось. В старших стал замечать: он смущался, когда 9 мая другие цепляли на грудь свои медали, а у него их не было.

Уже работая в органах Внутренних дел, по документам о наградах я изготовил отцу две орденские планки. Одну нацепил на рабочий пиджак, а другую –  на парадно-выходной. Вот тут он получил удовлетворение – я это сразу понял. Он много раз благодарил меня за подарок. Позже я не раз наблюдал, как надевая пиджак перед зеркалом, папа незаметно прикасался к медальным лентам.  Может, в это время он вспоминал о войне, боевых товарищах, которым не суждено было вернуться, о подвигах, за которые был награждён?

Какие медали были у отца, я хорошо помню. Всегда хотел узнать, за что он получил медаль «За боевые заслуги», ведь это очень ценная боевая награда,  вручалась она за личный подвиг бойца. Описание подвига – Наградной лист – нашли недавно на сайте «Память народа». В приказе о награждении написано: «Наградить автоматчика 2-й роты Гвардии красноармейца Ильясова Мусу Шайхайдаровича за то, что он в бою за населенный пункт Костен (Болгария) 14 апреля 1945 года скрытно выдвинулся вперед к дому, откуда стреляли немецкие автоматчики, и ручными гранатами уничтожил 3‑х автоматчиков противника». На этом же сайте мы нашли сведения о награждении его медалями «За взятие Вены» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». У отца были значки «Гвардеец», «Ворошиловский стрелок», много юбилейных медалей и орден Отечественной войны II степени, которым его наградили в честь 40‑летия Победы в 1985 году. Я помню: вместе с наградными документами в семье хранились Благодарственные письма Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина. К сожалению, ни этих писем, ни удостоверений к наградам, сегодня нет. Не уберегли…

Про войну рассказывать папа не любил, все время отмахивался. «Вон в кино показывают», – говорил. Терпеть не мог болтунов-хвальбунов. «Кто по- настоящему воевал, он кичиться этим не станет. Штабники и обозники этим занимаются», – говорил он. С осуждением относился в деревне к мужу своей двоюродной сестры – Мударису Юнусову, который уже в 1941 году демобилизовался без левой руки, не работал, пьянствовал. Называл его «самострельщиком». В самом начале войны, оказывается, было много таких членовредителей. Чтобы не воевать простреливали себе руку или ногу. К концу 1941 года за такие вещи уже наказывали, вплоть до расстрела.

Не любил отец и своего родного дядю, брата отца – Миниахмета. Я помню: жили они по соседству. Миниахмет бабай был болезненного вида старик. Запомнился он тем, что летом он постоянно сидел на завалинке возле сарая. В валенках. Много курил и постоянно был «поддатый». Сыновей у него не было, у них с женой выросли три дочери – Мануза, Варака и Гульсум. В 1956 году Миниахмет бабай умер. Их дом купил Тахир бабай Юнусов.

Отец наш, как и многие другие, прослужил в армии 7 лет. Серьёзных ранений не имел. На подбородке у него был шрам от сквозного пулевого ранения. Так он с ней не обратился даже в санбат. Другой бы на его месте выхлопотал пенсию по инвалидности, а он – нет! «Жив остался и ладно», – говорил. При нас отец никогда не раздевался. Водил и на пруд, и на Борисовское озеро. Сядет на берегу и смотрит, как мы купаемся. И в баню никогда не водил. Это уже, когда они переехали в г. Стерлитамак, я его привёз в баню к тестю. Мать в то время уезжала к своей сестре в Мелеузовский район. В предбаннике отец разделся, и я видел, что его грудь  и спина были в шрамах. Особенно много следов, похожих на крупные оспины, было на пояснице и животе – там, где когда-то было место широкого солдатского ремня. Оказывается, он стеснялся показывать нам своё тело. Вот тогда только он рассказал эту историю. В Австрии их выбросили на парашютах в тыл вражеской группировки, которую надлежало окружить. Папин парашют ветром унесло чуть в сторону, и он оказался в болоте. Головы не поднять – кругом свистят пули. И он много часов пролежал в болоте. После этого всё его тело охватило фурункулами, и он два месяца лечился в госпитале. Из рассказов папы помню: он более 8 месяцев проболел малярией. Это инфекционное заболевание сопровождалось высокой температурой, лихорадкой и страшными головными болями. Заражённых солдат редко эвакуировали в госпиталь – все «болели на ногах», лечились хинином.

Суровые военные годы сказались на здоровье отца — он прожил всего 64 года. И вот теперь, когда мне уже за 70, часто стал вспоминать прошлое, задавать себе вопросы. Однозначных ответов нет и быть не может. Остаётся незабываемым одно. Нам очень повезло с родителями. Отец был честным, не конфликтным, доброжелательным человеком. По крайней мере, я не помню, чтобы он конфликтовал с кем-нибудь. Авторитетом он пользовался неукоснительно. Многие в деревне завидовали тому, что он так долго работает в сельсовете. Но его выбирали не односельчане, а жители чувашских деревень – Ново-Фёдоровки и Дубровки. Он хорошо знал чувашский язык, был грамотным, умел выслушать собеседника и дать дельный совет. С нами, детьми, а нас в семье было пятеро, он был мягок. Мальчишки есть мальчишки! Разве мало проказ было с нашей стороны? Несмотря на наши шалости, я не помню, чтобы он прикрикнул на нас, отругал, а о том, чтобы ремнём наказать или подзатыльник дать – и речи не могло быть.  Это ведь какое надо было иметь терпение, добродушие и любовь к детям, чтобы не обидеть его, не обделить вниманием!  В те времена, видимо, люди были намного добрее, чем сейчас, терпимее, снисходительнее, охотно помогали друг другу, делились чем могли.

Вот таким добрым и заботливым папа запомнился и внукам – нашим детям. Иногда в их небольшом деревенском доме их, внучат, собиралось до 10 ребятишек. Сестрёнка Фаиля вспоминает: как-то, не справившись с «воспитанием» такой компании, попросила:

– Папа, скажи, пожалуйста, внукам, чтобы не шумели – тебя они послушаются.

На это папа ответил:

– Нет уж! Я сейчас назову чьё-нибудь имя первым, он это на всю жизнь запомнит.  А я их всех одинаково люблю. Пусть шумят – мне в радость их игры и смех.

Немного о маме…

Отец всю жизнь работал в соседней деревне: рано уезжал, поздно возвращался. Вся забота по дому и по воспитанию детей лежала на плечах нашей мамы Саймы Габдельхаликовны. Это и накладывало определённые отпечатки на её характер. Она была небольшого роста, до самой старости не потеряла свою природную красоту и обаяние. Таких самостоятельных, принципиальных и решительных женщин, как наша мама, я мало встречал, хотя в милиции обычно работают женщины боевые и мужественные.    Мама всегда принимала конкретные решения, которые никто не осмеливался оспорить. Сколько себя помню, она постоянно возглавляла женсовет. Раньше такие формы общественной деятельности сильно преуспевали и приносили свои плоды. Пьяницы, дебоширы, «кухонные боксёры» боялись её как огня. Она умела их приструнить, благодаря ей, в деревне сохранилась не одна семья. А уж если дело доходило до развода, ей как депутату удавалось  проводить молодуху с имуществом: и скотину, бывало, поможет поделить, и тряпки, и домашнюю утварь. Так что в нашей деревне разведённых и не было почти.

Работала мама почтальонкой на две деревни – Берлек и Борисовку.  Ещё вдобавок колхозные работы доставались: она и молоко у населения какое-то время собирала, и на свекле работала, и на  сенокос ее привлекли. Мы, дети, часть работы брали на себя: летом на велосипеде, зимой на лыжах ездили за почтой. Дома ее все вместе разбирали и разносили жителям.

И снова о фамилии…

В продолжение темы о фамилии могу пояснить, что в  Аргазинском районе встречается фамилия Ильясовы. Имеются они в башкирских селениях Турумбетово, Мурадым. Несколько семей носят эту фамилию в деревнях Султанмурат и Мустафино, которые расположены сравнительно недалеко от нашей деревни Берлек. Возможность ответвления наших предков в эти населённые пункты я не исключаю. В 1960 годах продолжительное время начальником паспортного стола в РОВД работал мужчина в звании капитана милиции с фамилией Ильясов. Раза два я заходил в паспортный стол с отцом. Я помню их хорошие взаимоотношения. Один раз даже при мне выпили по пару рюмок спиртного. На вопрос, не родственник ли он нам, отец кратко ответил «Чыбык очо», что означает дальний родственник. Это значит, что родственные ответвления есть, но мы с ними не общаемся, и они все растерялись. Или вот возьмём брата нашего дедушки, Мансура. Взял в жены девушку из деревни Кшанны. Как он там оказался? Я предполагаю, что он бывал у родственников в деревне Султанмуратово, которая находится в трёх километрах.  Дорога проходит именно по этой деревне. Вот и ответ на вопрос о том, где познакомились.

А то, что не было общения с эти дальними родственниками по линии Ильясовых, я вижу сейчас «заслугу» нашей бабушки. Она сама из очень многодетной семьи. Их было 11 детей. Когда наш дед погиб на войне, ей был всего 41 год. И зачем ей надо было общение с дальними родственниками мужа, когда своих полно?

Отцу нашему было 15 лет, когда погиб дедушка. Поэтому получить определённые понятия о семейных ценностях, о необходимости сохранить родственные связи по линии отца он не успел. А бабушка сделала все для того, чтобы мы тесно общались с детьми ее брата и сестёр.

И в завершение разговора о фамилии хочу сказать, что в ответвлении от нашего прадедушки Шайхлислама фамилия наша, возможно, завершит своё продолжение. Это печально, но так. Я уже писал: Шайхислам был многодетным. У него были 3 сына и 3 дочери. Продолжение фамилии дочерей сразу вычёркиваем. Что касается сыновей… Мансур рано погиб, от него осталась одна дочь – Марвар. У Миниахмед бабая были три дочери:  Муназа, Варака и Гульсум. У нашего дедушки  Шайхайдара – сын Муса и дочь Байза. У Мусы пятеро детей, трое сыновей и две дочери. У Ришата и Марата по две дочери. У меня дочь и сын, у которого тоже две девочки. У моих младших сестёр Нурии и Фаили по два сына, но они являются носителями других фамилий. Вот и получается, что у моего сына Айрата стоп-кран на продолжение рода Ильясовых. А фамилия-то красивая – от слова «путник».  Может, устала наша фамилия?

Слово о себе…

Я перешагнул в восьмой десяток своей жизни. Пережил возраст своего дедушки, отца. Физически себя пока чувствую относительно неплохо: с весны до поздней осени работаю в саду. После окончания садово-огородных работ стараюсь много времени проводить на свежем воздухе: гуляю по городу, в котором прожил более полувека, провожаю внучек в школу, вожу их на кружки и секции. Сон только вот стал какой-то не такой… Просыпаюсь посреди ночи – и  всё, сон уже не идёт.  А мозг ведь не усыпишь. Он живёт воспоминаниями, бредит  будущим. На будущее, конечно, уже фантазии не хватает, а вот воспоминания становятся все отчётливее. И что странно, чем дальше – тем отчётливее. По-моему, человек хорошо вспоминает своё прошлое с трёхлетнего возраста. Мне так кажется. И чаще всего вспоминаются трагикомические случаи.

Мне тогда было около 4-х лет, не больше. Мы, девчонки и мальчишки разного возраста, играли вечером возле конного двора. Старшие ребята решили подшутить над младшими. Привели нас к колодцу, из которого лошадей поили. Меня посадили в бадью (это самодельное ведро литров на 15 – 18), а девочку по имени Фардания – на противовес, на другой конец колодезного журавля. Стали меня спускать в колодец (а он глубокий,  не менее 7-8 метров). Фардания обняла руками и ногами  балансир и вверх поднимается. На высоте в 5-6 метров она, видимо, испугалась и истошно  закричала. На этот крик обернулся находившийся недалеко охранник. Смекнул старик, что пацаны неладное затеяли, подошёл бесшумно, чтобы не вспугнуть детвору, схватил цепь, на которой висела бадья со мной… Всех как ветром сдуло. Остались мы, маленькие: я в бадье да  девчушка «на высоте птичьего полёта». Чем бы вся эта история закончилась – одному Богу известно.  Хорошо, что сторож был трезв и на рабочем месте находился!

Деревня наша была маленькая, всего 22 двора, но детей в каждой семье было по многу: от 5 до 9 человек. Естественно, ни клуба, ни магазина не было. Поэтому мы и находили себе развлечения. Порой очень даже несуразные, граничащиеся с признаками хулиганства. Сейчас  за такие проделки поставили бы детей на учёт в инспекции по делам несовершеннолетних (начальником такой инспекции в городе Стерлитамак я был поэтому знаю не со слов)

Вот еще одно развлечение деревенских подростков: меняли ворота и калитки.  Сельчане с утра до вечера на работе,  не обращают на это внимания. А вот вечером, когда возвращается стадо, начинается настоящая чехарда. Скотина, привыкшая к своим воротам, проходит мимо дома. Хозяева не могут загнать во двор овец, коров. Потом  только, кто-нибудь более наблюдательный сообразит, что к чему, и начинается «великое переселение». Хорошо, если  ворота только между соседями поменяли, а если на другой конец деревни унесли?

Подобных проделок было много. И, как всегда, ответ за это приходилось держать «мягкому месту». У бабушек на этот случай крапива всегда находилась. И ведь странно очень получалось: насколько я помню, отцы к таким забавам относились спокойно,  не вмешивались. По крайней мере, я не помню случая, чтобы они избивали из-за этого детей или сильно ругались. За воровство – другое дело!  Наш папа строго следил за тем, чтобы мы ничего чужого не брали. Бывало, увидит какой-нибудь ржавый гвоздь или никому не нужный ободок от старого велосипеда, непременно заставит унести туда, «где оно лежало».

Сейчас задним умом я понимаю: наш папа и отцы моих сверстников, за исключением  одного-двоих , были  фронтовиками. И они очень ценили жизнь. И, наверное, понимали, что другого досуга они нам не могут дать.

В 1957 году,  когда я начал учиться в 1 классе, отец привёз мне из райцентра гармошку-полутальянку. К этому времени у меня уже были младшие брат Ришат и сестрёнка Нурия. Пиликать на гармошке, значит, не давать им спать. Бабушка и мать уговаривали меня играть в бане. Все, мол, учатся в бане. А баня в то время была не возле дома, а в конце огорода. Вот и идёшь туда, утопая в снегу, не без страха заходишь сначала в предбанник, потом и в баню. Там темно, сыро, да и жутковато одному, но желание научиться играть на инструменте было так велико, что я старался не бояться, заходил, садился на скамеечку и оставался один на один с гармошкой и музыкой. И надо сказать, научился я играть легко и быстро. На следующий год я уже выступал со  сцены Борисовского клуба.   До сих пор помню: первая песня, которую я исполнил называлась «Я по лугу гуляла».

Отец наш в молодости немного играл на гармони. Поэтому, скорее всего, и захотел, чтобы и мы научились. В деревне среди молодёжи я был первым, кто научился играть на гармони. А вот непревзойденным гармонистом был Хажи бабай Ахметзянов. Единственный  в деревне он ходил в лаптях. Лицо у него было перекошенное – последствия инсульта. Я это состояние пережил – знаю, каково это… В то время лечения соответствующего не было, вот и остался дед таким на всю оставшуюся жизнь.  Говорили, что на свадьбах его носили на руках.  А что его не носить-то? Был он маленького роста, щуплый.

Отец техникой нас не баловал – мотоцикла у нас никогда не было.  Если бы и хотел, наверное, не смог бы купить. Зарплата и у него, и у матери была  небольшая. Зато детей – полна горница. Их ведь надо кормить, одевать и обувать. За все время, пока  мы росли, купили нам один или два велосипеда. А вот гармони у нас дома не переводились, поэтому и играли все.

Пионервожатой в школе у нас работала Заслуженный учитель РБ, очень энергичная женщина, затейница Файма апа Курбангалеева. Перемены в школе у нас так просто не проходили. Бывало, прозвенит звонок, а она уже стоит за дверью с гармошкой и стулом в руках и просит: «Флюр туганкай, играй вальс». Мои одноклассники бегут в лесок покурить, а мне надо играть. Хорошо, что через некоторое время научился хорошо играть Ибрагимов Рифкат, паренёк из деревни Старо-Ибраево. Стали чередоваться с ним.

Из детских воспоминаний сохранилось еще вот что…  В татарских поселениях раньше садоводством вообще не занимались. В огородах сажали разве что картошку  — и все. Дворы у всех были огромные:  на машине с прицепом можно было развернуться. Возле домов росли тополя и акации. Ни у кого фруктовых деревьев не было. Странно? Да, и очень даже. Это было закоренелое  учение  духовенства, дескать, овощи и фрукты, это «урыс ашы» — пища  русских людей.

Хорошо помню:  в январе 1961 года Гузаирова Асхат абый послали на трехмесячные курсы в Чишмы. Я думаю, что это была спецпрограмма партии. После его приезда за счёт трудодней колхозникам насильно раздавали саженцы яблонь, смородины, малины, виктории, сеянцы лука, семена капусты, моркови…  Вот тогда и перекопали часть двора, выкорчевали  кусты акации и посадили плодово-ягодные деревья и кустарники. В огородах появились грядки.

Я это хорошо помню, потому что я уже был десятилетним мальчишкой и сам участвовал в этих мероприятиях. В том же году повсеместно провели электричество. Нам свет подключили в конце мая. Это была большая радость для каждой семьи. У взрослых  появилась возможность допоздна заниматься домашними делами, шить, вязать.  Мы, дети  до самой темноты могли играть на улице, потом при свете электрической лампочки  делать уроки, читать книги.   Но не все сразу научились пользоваться «лампочкой Ильича» — были и курьёзные случаи.

В деревнях обычно после окончания весенних работ в огороде  мыли  стены бревенчатых домов. Наша мама тоже решила навести в доме чистоту: залезла на стул, со стула – на стол, намочила мочалку и только прикоснулась мокрыми руками к стене, тут же одёрнула руку. Оказывается, её током стукнуло. Хорошо, что легонько…  Громко ойкая и ругаясь, всё же кое-как домыла стены. Когда дело дошло до потолка, открутила лампочку, чтобы не намочить, решила посмотреть, как горит лампочка и  сунула палец в патрон.  Я всё время находился рядом, помогал ей: выносил грязную воду, приносил в ведре подогретую чистую…  Как  мама лампочку откручивал, я не видел.  Зашёл в дом именно в тот момент, когда мама полетела вниз: со стола на стул, со стула – на пол. От ужаса я стоял и ничего не мог  делать – стоял и смотрел на неё. Она лежала ничком, у нее тряслись плечи. Я подумал, что она плачет, подбежал к ней, наклонился, чтобы спросить, не сломала ли она себе чего-нибудь. В это время мама повернулась ко мне  и громко засмеялась. Ей было и больно, и стыдно, и смешно одновременно. Слава Богу, что всё удачно завершилось, ведь могло всё кончиться трагически. Думаю, электрики должны были провести инструктаж с населением, предупредить, что нужно откручивать пробки из счётчика, если кто-то собирается мыть стены.

В те годы повсеместно стали появляться и колхозные сады. В нескольких километрах от Борисовки рядом с лесом были засажены два участка плодовых деревьев – яблоки, груши разных сортов. Тут же рядом выросли целые плантации со смородиной, малиной, черноплодной рябиной.  Был и огород, где выращивали лук, чеснок,  морковь, свёклу и даже бахчевые культуры – арбуз и дыню.

С началом летних каникул все деревенские дети помогали взрослым в колхозе.  Мы, ребята постарше,  работали и плугарями, и помощниками комбайнёра, и верхом на лошади охраняли колхозный сад. Девушки в основном были задействованы на прополке грядок и уборке урожая. В горячую пору к работам в колхозе привлекались все, даже маленькие ребятишки. Весело было: работы мы  не боялись, зато ели досыта, могли что-то домой принести и даже заработать денег на карманные расходы.  Собранный урожай в качестве заработка выписывали местному населению, закладывали в колхозные хранилища, излишки везли в Уфу на рынок для продажи. Но это уже позже, несколько лет спустя после того, как саженцы выросли и стали давать урожай.

Мы с нетерпением ждали, когда появятся первые яблоки. Понимали: они еще зелёные и невкусные, но нам, пацанам, не терпелось попробовать. Человек  7- 8 пошли в сторону Ново-Федоровки,  где вдоль леса и были посажены яблони. Охранник-чувашин, пожилой мужчина с охотничьим ружьём  наперевес, ходил по своим владениям. Мы пробовали яблоки – не- вкусные, как деревянные. Мальчишки перебегали от одной яблони к другой – рано еще, яблоки только к осени созреют. Но нет, все уже вошли в кураж,  нам был интересен сам процесс сбора, нас охватил какой-то воровской азарт – в те минуты мы не думали о том, что поступаем плохо, что нас могут наказать. Не знаю, до чего бы мы доигрались, если бы охранник не заметил нас, шкодников. Он  вскинул ружьё, крикнул и сделал предупредительный выстрел вверх.  Но нас этим не запугаешь! Нам все по барабану! Мы набиваем под рубашку яблоки размером с трёхкопеечную монету.  Зачем они нужны были – никто и не ответит на этот вопрос. Охранник выстрелили в нашу сторону. Все мы бросились на землю, лежим – не дышим.  Вдруг слышим крик, звуки ломающихся веток и глухой стук об землю.  Головы подняли, смотрим:  кто-то лежит на земле, воет и по траве катается. Это мой сверстник Рафик. Он вскочил на ноги, за задницу схватился и, не переставая скулить, помчался в сторону пруда, до которого около двух километров было. Так быстро мы еще никогда не бежали!

Оказывается, охотничий патрон был заряжен кристаллами соли и выстрел угодил ему на ягодицу. В воде мы ковыряли булавкой и вытаскивали эти кристаллики. Дали друг другу слово, что дома никому не расскажем, узнают родители – мало никому покажется! Вот так один ночной поход в яблоневый сад напрочь отбил у нас охоту воровать.

Хорошо помню еще один эпизод из своей жизни. Окончив школу, я  сдал документы в Уфимский автодорожный техникум. Время сенокоса. В один из дней с мамой и Ришатом поехали косить сено за Борисовкой. На окраине леса (лесничеству оно не относится — я хорошо знаю) накосили травы, загрузили на телегу. Решили:  я сено отвезу домой,  а мама  с братишкой останутся косить.

Разгрузив свежескошенное сено, я зашёл домой, чтобы выпить чашку чая. Не прошло  и минут десять – вышел во двор. В это время подъезжает лесник Абзалилов.

- Откуда привёз, — спрашивает.

Я объяснил ему.

- Загружай и вези на место, — говорит.

Так ведь и заставил загрузить, стоял рядом и понукал. Такая обида меня пробрала – до сих пор я его не могу простить, хотя  прошло уже столько лет. Нехороший он человек был, и жизнь свою плохо кончил.

Такие трагикомичные эпизоды из жизни часто вспоминаются, вызывают разные чувства, но никогда я не совершал ничего такого, о чём бы пожалел, за что бы мне сейчас было стыдно. За это я благодарен своим родителям и бабушке, которые воспитали меня и моих братьев и сестер в любви и ласке, приучали к труду, уважали наш выбор.

Иногда, в часы ночных бдений из-за бессонницы, пытаюсь вот так же  предаться воспоминаниям о годах своей взрослой жизни, связанной с работой в органах Внутренних дел. Ведь столько интересных событий происходило со мной, особенно в годы службы в уголовном розыске. Были случаи, когда жизнь висела на волоске, но эти истории меня совсем не трогают, не волнуют, как будто бы всё это вовсе не со мной происходило. Видимо, в жизненной суете мы теряем способность запоминать те эмоции, которые испытывали в той или иной ситуации, поэтому и воспоминания о них мимолетные и скучные.

До уголовного розыска я служил в ГАИ.  В городе меня многие знали,  я был в почёте. Служил, как говорится, на совесть. В то время о взятках и речи не могло быть, поэтому до сих пор хожу в общую баню и все со мной здороваются. А баня ведь это то место, где все равны. Если что могут и кипятком ошпарить. У меня совесть чиста,  и я хожу туда спокойно.

Так вот служу в ГАИ, а перспективы на повышение в звании нет. Подал рапорт на перевод в Стерлитамакский  РОВД  на должность начальника паспортной службы. Пользуясь авторитетом, я уже и ремонт в будущем кабинете быстренько организовал. Жду приказа о назначении. А вместо этого вдруг читаю приказ о назначении меня старшим инспектором уголовного розыска по розыску скрывшихся преступников и без вести пропавших. Уму непостижимо. Работники уголовного розыска казались мне людьми из иного мира.

Утром до оперативки в первый день своей новой должности подхожу к двери моего предшественника. Смотрю: дверь приоткрыта.

– А Флюр Мусиевич, заходи я тороплюсь в Уфу сдавать экзамены. объяснять тебе что к чему нет времени. Ты мужик неглупый – сам разберёшься. Что будет непонятно, спросишь у начальника – очень хороший руководитель! –  Сунул мне в руки все дела, ключи от кабинета и уехал в Уфу.

Как и полагается, в этот день я впервые на службу пришёл в гражданской одежде. После оперативки достал дела и стал просматривать их. Смотрю свеженькое дело в пол-листа. Это оказалось определение Гафурийского райнарсуда на розыск и задержание некоей гражданки 1964 года рождения по имени Лилия. Кроме фамилии, имени и отчества написано только, что может находиться по Элеваторному переулку,  указан  номер дома, который располагался прямо за зданием милиции. Частный дом. Решил,  что начну с этого дела. Даже не заводя розыскное дело, я пошёл по указанному адресу. Время около 10 часов утра.  Как сейчас помню, в этот день был мусульманский праздник Курбан-байрам. Смотрю, на  сложенных штабелем дровах сидит мужчина, чуть старше меня. Одна  нога в гипсе. Я подошёл, поздоровался и спросил, не здесь ли живет Лилия.  Он спрашивает: – А ты кто такой?

–  Жених её, – отвечаю.

Тут мой собеседник сделал широкие глаза,  хотел что-то сказать, но промолчал.  Кряхтя и чертыхаясь, мужик встает на здоровую ногу, опирается на костыль и как бы самому себе произносит:

– А что, дуре  этой и такой сойдёт…

Работу уголовного розыска, хотя и работал в милиции, я ведь видел только в кино, и пошёл сюда безо всякой подготовки, наобум, дескать, не боги горшки обжигают, другие же работают – и я смогу.

Во-первых, эта Лилия на 14 лет моложе меня. Во-вторых, о её телосложении в определении суда ничего не было записано. Это я  впоследствии понял, что допустил ляпсус. Оказывается, Лилия была очень большого роста – под 1 метр 90 см. Это с моим-то ростом женихаться на такой…

Мой новый знакомый крикнул жене, чтобы поставила чай, и пригласил меня домой. Вытащил бутылку водки. Я пробовал отнекиваться, да куда там! Он ведь меня угощал от чистого сердца как  будущего свояка.

После похода по адресу зашел в свой кабинет, только уселся,  вдруг открывается дверь, заходит начальник уголовного розыска. Стал расспрашивать потом говорит:

Флюр, ты выпивший, что ли?

Пришлось рассказать ему о своей оперативной работе.

Я запомнил его слова на все оставшиеся годы службы.

– Браток, –  сказал он мне. –  Это в кино только можно расслаблять себя так. Одно  твоё неосторожное слово, необдуманное движение, тем более с выпивкой, и этот день был бы для тебя последним. Запомни!

Вместо эпилога…

Всякое было в жизни. Если бы кто-нибудь спросил меня, что бы я сделал, если бы мог начать ее сначала, то, скорее всего, ответил бы так:

– Ничего не стал бы менять! По-моему, это и невозможно, так как судьба каждого начертана еще до его рождения.

Хоть и говорят, что наша жизнь предопределена свыше, все же наша  жизнь зависит от нас самих. Лично я, положа руку на сердце, могу сказать,  что совесть моя чиста. За четверть века службы в органах было немало искушений: предлагали и гараж, и машину, и деньги, но я не поддался им, искушениям, не переступил через свои принципы, не пошел на сделку с совестью, не взял ни рубля. В этом я был верен слову, данному отцу. Я горжусь тем, что выполнил его наказ. «Береги своё имя и честь», – говорил он.  Не буду скрывать: иногда думаю, может, по-другому надо было жить, может, жил бы тогда в особняке, ездил бы отдыхать на Канары, купил бы детям… Потом прочь от себя гоню эти мысли. Я доволен собой, доволен тем, что имею.

Если бы спросили меня, есть ли что-нибудь такое, о чём я сожалею, я бы ответил: да, сожалею, что с женой не решились родить еще детей – нас вон у родителей было пятеро, в семье супруги – шестеро.

О чем еще сожалею? О том, что мало путешествовал, хотя побывал во многих местах.

Еще о чем? О том, что мог бы оказать больше помощи родителям. Хотя я и так многое сделал для них, но сколько бы мы родителям своим не помогали, этого всегда будет недостаточно.

Ни о чем другом я не сожалею. Я выполнил все, что полагается мужчине в этой жизни: посадил дерево, да и не одно – целый лес, построил дом – и неважно, что на небольшом дачном участке, вырастил и поставил на ноги сына и дочь, неравнодушных добрых и чутких детей, на которых могу положиться в старости.

Сегодня я себя чувствую счастливым и нужным человеком, нужным жене, детям, брату, сестрёнкам, главное – своим двум прекрасным внучкам, Алине и Аделе. Сегодня я живу заботой о них, стараюсь передать им свой жизненный опыт, оказываю посильную помощь в их воспитании.